В Москве представили творчество армянских импрессионистов

Музей русского импрессионизма продолжает миссию по переосмыслению истории искусства. Новая экспозиция развивает идею первой выставки: импрессионизм — не только Франция. На этот раз в центре внимания армянская живопись первой трети XX века. Но, как выясняется, художественных связей и параллелей между Москвой, Парижем и Ереваном куда больше, чем можно предположить. — В конце XIX – начале XX века Армения была разделена между Российской и Османской империями, — пояснила «Известиям» директор Музея русского импрессионизма Юлия Петрова. — Поэтому художники, жившие в восточной части страны, ехали учиться в Санкт-Петербург и Москву, а из западной — через Стамбул в Париж. Это предопределило стилистические различия мастеров, работавших в одном небольшом государстве. Мы захотели показать, насколько разным может быть импрессионизм. С поставленной задачей кураторы справились. Вариации на французские сюжеты здесь соседствуют с чисто армянскими мизансценами, портреты в духе Ренуара — с пуантилистическими и даже фовистскими пейзажами. Ощущение пестроты стилистической усиливается характерной для азиатского искусства пестротой цвета, буйством красок. В этом плане показательна работа Седрака Аракеляна «Сбор пшата» (1936): нюансам света и тонким переходам автор предпочитает яркие пятна, а типичная в импрессионизме недосказанность, условность контуров у него оборачивается самоценной «звучностью» штриха. Без нескольких подражательных работ все же не обошлось: «Здание театра имени Шота Руставели» Хачатура Есаяна рождает в памяти парижские бульвары кисти Камиля Писсарро, а «Вид на поле. Стога сена» Рафаела Шишманяна выглядит достаточно прямолинейным оммажем Клоду Моне. Впрочем, оригинального, самобытного — гораздо больше. И это не только Мартирос Сарьян, имя которого стало практически синонимом армянского искусства. В новой экспозиции всего две картины Сарьяна, зато какие! Полотно «На берегу Марны. Париж» (1927), написанное во время пребывания автора во Франции, — настоящий раритет: большинство холстов этого периода погибли в пожаре на корабле при возвращении Сарьяна в Армению. Второе произведение, представленное на выставке, — «Домик в саду» — более позднее, но в художественном плане оно даже интереснее: широкими мазками живописец добивается поразительного сочетания оттенков зеленого и розового. Куда разнообразнее Сарьяна представлено творчество Егише Тадевосяна. Основатель и первый руководитель Союза художников Армении работал в разных стилях, но кураторы сделали акцент на его работах первого десятилетия XX века, вдохновленных Моне, — даром что учился Тадевосян в Москве и вдобавок участвовал в выставках передвижников, а затем и мирискусников. «Русский след», однако, чувствуется в «Портрете Жюстины, жены художника» (1903), напоминающем известное изображение Любови Третьяковой авторства Льва Бакста и работы Виктора Борисова-Мусатова (с ним Тадевосян был дружен). В числе других имен, с которыми посетители смогут познакомиться по нескольким произведениям, — Ваграм Гайфеджян, Карапет Адамян, Ованнес Алхазян, Саркис Хачатурян. Большинство холстов прибыли из Национальной галереи Армении, и это вещи высокого уровня, способные если не влюбить в своих авторов, то по крайней мере вызвать интерес к их творчеству. Впрочем, организаторы проекта не стали делать акцент на личности, рассказывать биографии и создавать творческие портреты. Скорее, попытались произвести общее впечатление (impression!) на тех, кто слышит перечисленные имена в первый, а, может, и в последний раз. И этот «впечатлизм» удался на славу. Уходить из залов, где на картинах изображены благоухающие южные цветы и раскидистые пальмы под безоблачным небом, решительно не хочется.

В Москве представили творчество армянских импрессионистов
© Известия