Голые и скромные работы двух австрийских художников

Один из самых уважаемых музеев мира – венская Альбертина – привез в Пушкинский музей выставку замечательную, но до обидного скромную. Сто рисунков, увы, не могут передать всей грандиозности декоративного таланта Густава Климта и фантастической одаренности Эгона Шиле. Но нет сомнения, что любителям искусства имена этих австрийских художников хорошо известны, воспроизведение их картин и графики можно встретить не только в книгах и интернете, но и на зонтиках, чашках и календарях, и не только на их родине. Климт – само воплощение европейского модерна, вальяжного и эротичного Венского сецессиона. А Шиле, который моложе Климта на поколение, – один из первых экспрессионистов, нервный, вычурный и вызывающе гиперсексуальный. Оба умели нравиться публике при жизни и продолжают волновать и очаровывать ее через сто лет после смерти. Оба умерли в 1918 г., Шиле – 28-летним, Климту было 55.

Голые и скромные работы двух австрийских художников
© Максим Стулов / Ведомости
© Максим Стулов / Ведомости

Рисунки обоих художников висят на выставке вперемежку, по темам: наброски, обнаженные женские фигуры, обнаженные мужские фигуры, портреты детей (самые невинные), мужчин и автопортреты Шиле – Климт себя не рисовал, говорил, что это ему неинтересно. Некоторые из работ напоминают о больших вещах художников. Две летящие женщины Климта явно связаны с его шедевром – «Бетховенским фризом» в здании сецессиона. Впрочем, как и другие обнаженные. Рисунки и наброски на выставке в основном черно-белые, у Климта – все, у Шиле – за редким исключением. Что, конечно, жаль, потому что колористы оба были замечательные.

С другой стороны, в этой ровной бесцветности большей части экспозиции есть и свой плюс: в набросках Климта, даже самых беглых, фрагментарных, явно проявляется его мастерство рисовальщика, тонкость, мягкость и прихотливость линий, его тяга к гармонии. В картинах же на первый план выходит гармонизированная пестрота красок, и за декоративностью и прихотливостью композиции становится незаметна эмоция. А лист с двумя рисунками обнаженной беременной – один законченный, другой только намеченный – кажется средоточием нежности и любви художника к модели.

Рядом с ним худые – настолько, что ребра выступают, – угловатые обнаженные девушки Шиле в вызывающих и неестественных позах. Они были нарисованы еще до Первой мировой войны, но представляют уже послевоенный тип красоты – женщины-мальчика с неразвитыми формами, готовой грешить, работать и развлекаться. Многие работы Шиле при его жизни считались порнографическими, сам он вел жизнь порочную, мастерская его была полна неблагополучных подростков, и художник не стеснялся вырисовывать их гениталии. Но, как призналась директор Пушкинского музея Марина Лошак, она материал выставки отцензуровала.

Надо признать, отбор получился достаточно осторожный, чтобы не сказать ханжеский, при том что выставка помечена рекомендацией 18+. Без вызывающе откровенных рисунков Шиле верно его и не оценишь, не поймешь, насколько мучительной была для него самого его гиперсексуальность. Разве что один «Автопортрет в обнаженном виде, гримаса», мрачный по цвету, карикатурный по рисунку, дает представление о том, как мог ненавидеть он собственное тело.

Тем и опасна цензура, признающая только пристойное поведение, что важнейшие для человека отношения – с собственным телом – она не дает осознать и отрефлексировать. Проклятые вопросы пола, как известно, и были остро поставлены в европейской культуре на рубеже позапрошлого и прошлого веков. А в Вене во времена Зигмунда Фрейда особенно остро – как реакция на предшествующие ханжеские времена.

Странно, что через сто лет, в стране, где Октябрьская революция декларативно освободила не только угнетенный пролетариат, но и семью от уз церковного брака, вдруг встала необходимость в особой щепетильности при выставлении рисунков с обнаженной натурой. Хорошо, что у Климта и Шиле нашлась и совершенно невинная даже на взгляд пуриста и религиозного активиста графика.

До 14 января