Марксизм-симфонизм

Бетховенфест в Бонне Фестиваль классика Бетховенский фестиваль в этом году полон не только русских исполнителей, но и русских политиков -- со сцены звучат даже тексты последнего вождя мирового пролетариата. В их художественной актуальности усомнился специально для "Ъ" АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ. На родине Людвига ван Бетховена чествуют давно -- уже в 1845 году по случаю открытия памятника композитору здесь провели первый фестиваль в его честь. За дирижерским пультом тогда стоял прапрадедушка нынешнего интенданта Нике Вагнер Ференц Лист, среди гостей были королева Виктория, Александр фон Гумбольдт и Гектор Берлиоз. После Второй мировой фестиваль проходил раз в три года, а в нынешнем виде он существует 18 лет. В этом году Нике Вагнер предложила в качестве девиза многозначное слово "Революции" -- оно касается и эстетики, и политики и позволяет собрать в афише все искусства. В программе и открытая в Боннском художественном музее выставка живущей в Америке Симоне Форти (недавно перформансы 81-летней итальянской художницы и танцовщицы показывали в Лувре), и очередной проект театральной группы "Протокол Римини", обсуждающей на этот раз насущные проблемы современности прямо в квартирах боннских граждан. Но главным остается музыка -- среди исполнителей в этом году пианист Константин Щербаков и Баварский госоркестр под управлением Кирилла Петренко, пятичасовой фортепианный марафон с дискуссией, посвященной истории багатели, и концерт Малеровского оркестра с Теодором Курентзисом за пультом. Понятно, что в каждом втором концерте звучат произведения Бетховена, но в целом программы, предложенные оркестрами и ансамблями, можно считать с национальным уклоном. Так, национальный оркестр Капитолия Тулузы под управлением Тугана Сохиева исполнил "Римский карнавал" и Фантастическую симфонию Берлиоза, а также бетховенский Пятый концерт для фортепиано с оркестром (солировал Кристиан Захариас). В рамках программы "Кампус" при поддержке медиаконцерна "Дойче велле" фестиваль уже много лет проводит выступления студенческих и консерваторских коллективов -- Молодежный оркестр Германии исполнил мало кому знакомую мексиканскую симфоническую музыку. Выбор объяснялся тем, что за дирижерским пультом стояла 36-летняя мексиканка Алондра де ла Парра, новая звезда в мире музыки (дирижер выступала и с Российским национальным оркестром). Помимо третьей увертюры к бетховенской опере "Фиделио" прозвучали и произведения мексиканских композиторов, в том числе заказанный "Дойче велле" "Циммерманн" Энрико Чапелы -- шестичастный опус для гитары, солистов, хора и оркестра посвящен забытому событию Первой мировой войны. Германия пыталась тогда обрести союзника в лице Мексики, но в итоге из затеи ничего не вышло, зато сегодня получилось любопытное произведение, где читать субтитры не менее увлекательно, чем слушать. Московский ансамбль "Студия новой музыки" под руководством Игоря Дронова объединил произведения классиков авангарда Николая Рославца и Сергея Прокофьева, а также наших современников Александра Вустина и Владимира Тарнопольского. Прокофьев стал и главным героем вечера Уральского филармонического оркестра под управлением Дмитрия Лисса. То есть звучали и почти обязательный Бетховен -- следом за музыкой к балету "Творения Прометея" пианист Андрей Коробейников и оркестр сыграли симфоническую поэму Скрябина "Прометей". Завершала же вечер мало кем на Западе слышанная кантата Прокофьева к 20-летию Октябрьской революции, она написана на тексты классиков марксизма-ленинизма. Оркестр и хор екатеринбургской филармонии исполнили ее с должным пафосом, напомнившим о временах, когда искусство казалось вечным пленником идеологии. Первые наброски композитор обсуждал с идеологом евразийства Петром Сувчинским, в финальном варианте все цитаты приводятся в неизмененном виде, то есть поется прозаический текст -- от одиннадцатого "Тезиса о Фейербахе" Маркса ("Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его" -- этот пассаж повторяется дважды, в начале и финале, где заменяет фрагмент сталинской речи 1936 года о Конституции) до обширной цитаты из ленинской статьи о революционных днях. Но мало кто из современников оценил этот "принцип прямого омузыкаливания ленинских текстов". Кантата, так и не одобренная в 1937-м чиновниками от искусства (они безуспешно просили композитора заменить ленинские тексты стихами советских поэтов) и пролежавшая в столе почти 30 лет, в Бонне прозвучала в привычно сокращенном виде -- без написанной на слова Сталина части "Клятва", именно так, отцензурированной, ее и исполнили первый раз в 1966-м. Вряд ли устроители той давней премьеры решили вернуться к первоначальному замыслу Сувчинского, у которого Сталина не было вовсе, они просто колебались вместе с линией партии. Полностью же прокофьевскую музыку услышали со сцены лишь в 1984 году. Казалось бы, сегодня Сталин -- новое модное слово в российском политическом, а заодно и культурном лексиконе. Но екатеринбуржцы поступили по-своему, отказавшись транслировать текст "Клятвы" и "Конституции", оставив лишь слова Маркса и Ленина. Тиран оказался вычтен из музыкальной истории, хотя, если бы его слова спели, еще больше подчеркнули бы единство ленинизма и сталинизма. Но некоторые подробности как случайные связи -- с годами они выглядят лишними.