Войти в почту

"Другая женщина" с "Благими намерениями": что снимали после Ингмара Бергмана

Sobesednik.ru — о том, почему современные режиссеры продолжают следовать за темами бергмановского академизма. 100 лет Ингмару Бергману исполнилось бы еще на прошлой неделе, что с максимальной самоотдачей уже отразили в своих подборках фильмов юбиляра многочисленные издания, посвященные кино. Уйдя из жизни 30 июля 2007 года, в один день с другим «ветхозаветным» кинематографическим гением Микеланджело Антониони, Бергман как бы провел черту, поделив историю киноискусства на «до» и «после». Правда, и после кончины знаменитого экзистенциалиста, умевшего усмотреть метафизику в повседневности, многие режиссеры не могут устоять перед соблазном последовать за кумиром, обращаясь к Юнгу, Лакану и Гегелю при изображении бытовых портретов своих современников. Грустно признавать, но именно ученики зачастую превращают легендарное наследие своих учителей в консервативный академизм, постепенно закостеневающий в постоянных попытках достичь высот manera grande: в живописи так случилось с Леонардо и братьями Карраччи, а в кино — увы и ах — с Бергманом и его последователями. Однако даже среди неубедительных стилизаций все же можно отыскать пару стоящих лент, сделанных «под Бергмана», но с налетом авторского стиля — далее о них в нашем списке. «Благие намерения» Билле Аугуста (1991) Кадр из фильма "Благие намерения" // Фото: скриншот с YouTube Датский режиссер Билле Аугуст по праву считается прямым последователем знаменитого шведа (чуть ли не прямее сына режиссера — Даниэля Бергмана). А все потому, что еще при жизни мэтра поставил картину по автобиографии Бергмана — «Благие намерения». И если уж быть предельно откровенными, изначально эта трехчасовая история знакомства бергмановских родителей представляла собой ТВ-сериал в стиле детища самого Ингмара Бергмана — ленты «Фанни и Александр». От манеры шведской кинолегенды здесь аскетичность в изображении окружающего мира, внимание к женским персонажам и не слишком убедительная попытка психологического анализа. Однако даже этого хватило, чтобы жюри кинофестиваля в Каннах наградило Аугуста «Золотой пальмовой ветвью». При всем дидактизме в «Благих намерениях» чувствуется намек на бергмановщину, отраженную не только в биографическом сюжете, но и в художественной форме картины. «Воскресное дитя» Даниэля Бергмана (1992) Кадр из фильма "Воскресное дитя" // Фото: скриншот с YouTube Совершенно очевидным казалось и попадание сына легендарного режиссера в ряды его последователей — нависшая над Даниэлем Бергманом тень его отца так или иначе взяла бы свое и превратила некогда присутствовашего на съемках «Осенней сонаты» мальчишку в режиссера-ученика. Собственно, поэтому фильм «Воскресное дитя» и получился своеобразным парафразом бергмановского сюжета. Вновь в центре ленты оказывается биография семейства режиссера: воспоминание о безмятежном летнем дне 1926 года, который восьмилетний Ингмар Бергман проводит с отцом-пастором на природе, перерастает в предчувствие надвигающейся беды, когда действие фильма резко переносит зрителя в 1968 год, где уже пятидесятилетний режиссер в пух и прах ссорится со своим пожилым отцом. История на тему смены поколений, скоротечности времени или даже вневременности, рассказанная в духе Марселя Пруста, заслуживает встать в один ряд с другими удачными оммажами легендарному шведскому режиссеру. «Высокие каблуки» Педро Альмодовара (1991) Кадр из фильма "Высокие каблуки" // Фото: скриншот с YouTube Казалось бы, что может роднить великого классика с китчевым постмодернистом? Помимо прямых отсылок Альмодовара к Бергману — любовь обоих режиссеров к изображению женщин, эксцентричных и зачастую склонных к излишней драматизации. Яркие семейные портреты и у шведа, и у испанца складываются именно благодаря женским персонажам, получающим в их лентах свои неповторимые голоса. В центре сюжета «Высоких каблуков» — странные взаимоотношения матери и дочери, абсолютно не понимающих друг друга. Большое спасибо Альмодовару, но тут он сделал хорошую подсказку критикам и синефилам, прямо указав на Бергмана в одной из сцен: главная героиня Ребека смогла объяснить матери свои чувства лишь с помощью пересказа все той же «Осенней сонаты». И пусть многие скажут, что столь прямая отсылка — лишь способ интеллектуализации взбалмошного и снятого в традициях Болливуда фильма, Альмодовар — один из тех, кто смог поучиться у легендарного классика, не потеряв собственного кинематографического чутья. «Интерьеры», «Сентябрь» и «Другая женщина» Вуди Аллена Кадр из фильма Вуди Аллена "Любовь и смерть" // Фото: скриншот с YouTube Хорошо это или плохо, но с самой своей юности Вуди Аллен был сильно увлечен Ингмаром Бергманом. Увлечен настолько, что буквально начал перевоплощаться в гениального шведа, начиная с 1970-х годов (хотя первые кинематографические отсылки на своего кумира Аллен делал и раньше: будь то сцена совмещения лиц героинь «Любви и смерти», как в бергмановской «Персоне», или так и не свершившийся поход героев на сеанс картины «Лицом к лицу» в «Энни Холл»). Однако конкретно бергмановский пессимизм в Аллене поселился, начиная с «Интерьеров», снятых уже в 1978 году: здесь все те же псевдоителлектуалы и снобы ведут нескончаемые диалоги, но уже без тени шутливости и уже не в нью-йоркских интерьерах, а на фоне парижских улиц. Тема маленьких трагедий в человеческих душах, помещенная в пространство бергмановского каммершпиле (камерной драмы), продолжается Алленом в «Сентябре» и «Другой женщине», по праву считающимися одними из самых мрачных фильмов голливудского мэтра. «Синекдоха, Нью-Йорк» Чарли Кауфмана (2008) Кадр из фильма "Синекдоха, Нью-Йорк" // Фото: скриншот с YouTube Смерть и болезнь — постоянные символы одиночества в фильмах Ингмара Бергмана — становятся центральными персонажами в режиссерском дебюте сценариста Чарли Кауфмана «Синекдоха, Нью-Йорк». Главный герой, директор театра Кейден Котар, внезапно заболевает недугом с плохопроизносимым названием и крайне неопределенными симптомами: то его тело покрывается чирьями, то начинает подводить зрение, то по очереди отказывают конечности. Все эти злоключения становятся то ли причиной, то ли следствием новой задумки театрала — поставить масштабную пьесу о жизни простых жителей Нью-Йорка. Однако имитация жизни, подмена реальных людей актерами и разрастающиеся декорации постепенно засасывают Котара, сводя с ума и приближая к смерти. В реализации своего же до звона в ушах путаного сценария Кауфман наверняка не раз обращался к бергмановской поэтике повседневного, обнаруживающей одновременно и его красоту, и ужас. Нашли отлик в творчестве Кауфмана и другие мотивы бергмановского стиля — путешествия по собственным воспоминаниям и поиски себя в Другом. Первому посвящен фильм «Вечное сияние чистого разума», снятый по сценарию Кауфмана режиссером Мишелем Гондри и эксплуатирующий тему ностальгических, склонных к психоанализу рассуждений пожилого профессора из «Земляничной поляны». Второму же мотиву посвящен фильм Бергмана «Персона», где две женщины буквально сливаются в одно существо на глазах у обескураженного зрителя — та же проблема самоидентификации заложена в кауфмановском сценарии к ленте Спайка Джонса «Быть Джоном Малковичем», где герои с разными гендерами, ориентациями и судьбами обнаруживают в себе необъяснимое стремление в буквальном смысле залезть в тело известного актера. «Зильс-Мария» Оливье Ассайаса (2014) Кадр из фильма "Зилс-Мария" // Фото: скриншот с YouTube Неминуемое сравнение с «Персоной» ждет и зрителей киноленты француза Оливье Ассайаса о творческих исканиях и поисках собственной идентичности стареющей актрисы Марии Эндерс (Жюльет Бинош), которой предлагают сыграть в ремейке фильма, некогда принесшего ей известность. На протяжении долгих лет ассоциирующей себя с молодой и вероломной девушкой героине сложно примерить на себя новую роль — прощающейся с молодостью и увядающей духовно зрелой женщины. Помогают актрисе психоанализ и продолжительные разговоры с молодой ассистенткой (Кристен Стюарт), берущей на себя роль того самого Другого, чьи желания, если следовать за Гегелем, часто оказываются «перевертышами» наших собственных. Интеллектуальная картина о ярких женщинах, которые так нравились и самому Бергману, снятая на фоне сказочных северных пейзажей, заслуживает почетного места в нашем списке. «Простая формальность» Джузеппе Торнаторе (1993) Кадр из фильма "Простая формальность" // Фото: скриншот с YouTube Если предыдущие режиссеры в большинстве своем вдохновлялись легендарными бергмановскими «Персоной» и «Зимляничной поляной», то итальянец Джузеппе Торнаторе решил поэксплуатировать не менее культовый фильм шведского режиссера — «Седьмая печать», являющийся настоящей одой человеческому страху перед смертью. Фильм-притча «Простая формальность» повествует о нелегкой судьбе некогда успешного, но переживающего творческий кризис писателя (Жерар Депардье), посреди ночи оказавшегося в сумрачном лесу (визуальное цитирование строчек «Божественной комедии»), где ему суждено встретиться с загадочным комиссаром (Роман Полански) и вместе с ним восстановить утерянные из-за несчастного случая осколки воспоминаний. Дальнейший пересказ событий ленты и сравнение с шедевром Бергмана чревато спойлерами, поэтому логичным завершением этого рейтинга станет упоминание о том, что «Простая формальность» Торнаторе номинировалась на «Золотую пальмовую ветвь», что легко объясняется качеством воплощения исследовавшейся еще во времена Бергмана темы.

"Другая женщина" с "Благими намерениями": что снимали после Ингмара Бергмана
© ИД "Собеседник"