Войти в почту

Мы были скинами

Одна из главных тем этого года — пробуждение новой протестной молодежи. У них модно слушать вич, техно, хард-трип, рапорвэйв, блэк фолк, чил-вэйв, дарк-стэп-трэп, нью-олд, психоделический клауд-рэп. А вот скинами — как левыми, так и правыми, — чья субкультура и война была на пике моды в нулевых и начале десятых, никто уже быть не хочет. И никто не хочет слушать их злую протестную музыку, под которую раньше где-нибудь в Мытищах с вертушки выносили щи. Почему так произошло и куда ушла субкультура, «Лента.ру» узнала у ее ветеранов и музыкантов. «Когда я пришел в движение в 2005-2006 году, антифашистов на всю Москву было человек сто, — вспоминает ветеран антифа-движения под псевдонимом Костюм. — Но это были люди, готовые противопоставлять нацизму что-то большее, чем просто слова. А на улице была полная гегемония ультраправых, они нападали на концерты, избивали людей. Ты мог идти по Москве — и видеть толпы ультраправых фанатов и скинхедов». В Москве тогда, по разным данным, насчитывалось около 10 тысяч активных участников нацистских организаций типа «Славянского союза» или НСО Дмитрия Румянцева — его наиболее радикального крыла (в том числе в нем состоял ныне осужденный Тесак). «Антифашисты поначалу объединились вокруг музыкальной сцены, но я туда пришел из внутреннего чувства необходимости: нацисты — уроды, с ними надо бороться, вот и все», — вспоминает антифашист. Сцена же, по его словам, появилась для захвата субкультуры. С конца 1990-х подразумевалось, что скинхед — это обязательно ультраправый. Для борьбы с этим стереотипом антифашисты начали поднимать тему корней скинхед-культуры. «По сути скинхеды — это бритые панки, oi — это тот же стрит-панк», — считает Костюм. Появилось несколько групп — «Проверочная линейка», Working Boys, Bystreet, Zoraki и других, в лирике которых прослеживалось противостояние нацистской идеологии. Драки происходили в основном около концертов. Правые «мутили» на концерты антифашистов, и наоборот. «Подлавливали группы нациков и объясняли им, что они неправы. Да, это тоже было насилие, но скорее наступательное, чем оборонительное. Эта война началась не с нашей стороны, маховик насилия раскручивали ультраправые. Еще в конце 1990-х на аполитичные панк-концерты типа "Пургена" заваливались люди White Power и начинали вести себя непотребно. Конечно, возникла необходимость давать им какой-то отпор», — рассказывает Костюм. После убийства Вани Костолома (одного из лидеров антифы) в конце 2009 года движуха начала радикализироваться. Если раньше это были просто драки на кулаках, то в 2010 году уже использовались серьезные аргументы — нож на нож, арматура на арматуру, травмат на травмат. «Друга у меня задержали с нелегально привезенным пистолетом Zoraki (в честь которого назвали одноименную группу — прим. «Ленты.ру»), стрелявшим резиной, его квалифицировали как незаконное огнестрельное. В обойме было 25 патронов, был режим автоматической стрельбы. С помощью такой штуки мокрануть человека было достаточно легко, особенно если стрелять в голову. Короче, совсем уголовщина пошла», — резюмирует ветеран антифа. Жертвами этой войны, по прикидкам собеседника «Ленты.ру», со стороны антифашистов стало около десяти человек, причем убивали их не в стычках, а адресно. Счет стычек же шел на десятки. Одно из самых крупных столкновений произошло на Павелецкой в конце 2010 года, вспоминает ветеран. «Проходил концерт антифашистской рэп-группы Moscow Death Brigade, и на него "мутили" ультраправые, причем очень серьезным составом: пришли правые околофутбольщики, причем топовые, и ссаная банда Алексея Антицыгана Касича, бывшего энсэошника. Антифашисты были в меньшинстве. Но в итоге правые дико обосрались и ушли с жертвами. Один из них лишился части печени и еле живым остался», — говорит Костюм. В результате этой стычки сел в тюрьму известный антифашист Игорь Баклажан Харченко, но среди правых разошлась информация, что уже невозможно прийти на антифашистский концерт без риска получить серьезные увечья. После этого крупных «муток» нацистов на антифашистские концерты уже не было, считает собеседник «Ленты.ру». По его словам, сейчас антифашистов стало в разы меньше, поскольку объектом антифашизма являлась уличная агрессия национал-социалистов и других «гитлеропоклонников». Насилие ультраправых возникает и сейчас, но по факту его в разы меньше, чем в начале нулевых, и его нет в былом организованном виде (многие наци-скинхеды отбывают длительные сроки в колониях — прим. «Ленты.ру»). «Лента.ру» обратилась к музыкантам разных направлений и жанров, чтобы узнать, что стало сегодня с культурой уличного радикализма. Саша Скул, скинхед-ельцинист, экс-«Бухенвальд Флава» Привет! Это — мой друг Гитлер / Жрет водяру литрами / И пиво лакает с пацанами в тяжелых ботинках, / При финках, которые творят добро, / То, которое с кулаками и с ножом под ребро О новой протестной молодежи и ее музыке: Они реально выходят протестовать под «Пошлую Молли», Фараона и ЛСП. Всем же понятно — это поколение пидоров. В наших протестных кружках все были нищие, все были безотцовщины, дети семей бюджетников, алкоголиков, зэков. У них была объективно большая претензия к этому миру. А смотришь на этих пидорасов, которые выходят и стоят за Навального с плакатиком из типографии и в Инстаграме друг-друга лайкают с фоточками, как их задерживают, 300 рублей у мамки на штраф просят, — это же полный ****** (конец). Им важнее не то, что они в цепях, а баттл пидора Оксимирона. А те злые, о ком речь выше, — в тюрьме, в политическом убежище, кто колется, а кто умер. Я верю сирым и убогим, потому что их Русь обездолила. Но не верю сытым, трясущимся за Навального детям среднего класса. О деградации протеста: Все, видимо, по «плану Даллеса» (мифический план ЦРУ по развалу России изнутри — прим. «Ленты.ру»): элитой молодежи стали не скины, а клауд-рэперы, и ориентиры у них — дудку покурить, предел героизма — ****** [сбежать] от ментов с наркотиками на руках. Сейчас не выйдешь уже с файерами «черным блоком», потому что потом поедешь сразу [в тюрьму]. Последнее, что было, — разгром Химкинской администрации в 2010 году, после этого протестов — все, нету. Есть Навальный и «кидайте денег на Яндекс-кошелек». Законы другие стали. Буквально в 2013 году я приехал в Москву и видел толпищу народа на скиновской моде, видел драки — как люди стреляли друг в друга. А сейчас не дай Бог где-то ******** [выпендриться] — и все. Я прочитал первый раз [Евгения] Замятина (писатель рубежа XIX-XX веков, автор антиутопии «Мы» — прим. «Ленты.ру») где-то в 2009 году. Я не думал, что через пару лет я в окошко выгляну и все это увижу. Реально воспроизводятся поколения за поколением мудаков, которые водочку за Крым пьют, на Донбасс едут и рождают таких же убогих. Дай Бог, чтоб сын ефрейтором стал и в полицию пошел. А оппозиционерам не нужны протесты, им нужны лайки. Как-то я пил водочку с известными в некоторых кругах оппозиционерами, они предлагали какую-то полную бредятину замутить, и я спрашиваю: а ***** [зачем]? «Ну как — лайки, просмотры, ты че». И дальше ничего. Хайп поглотил русскую революцию. А революция, если будет, будет не под рэп-баттлы, а под «Оргазм Нострадамуса». Два столпа протеста щас — лайки и телочки. Раньше телки давали спортсменам, теперь дают модным оппозиционерам. А старым скинам телки уже и не нужны. У них героин есть. О Yeltsin Death Brigades: Это протест, но в рамках чисто какого-то постмодернистского искусства. Все катится в безумный сюр, и не нужен уже какой-то воинственный протест, нужно просто менять маленько сознание людей, их рабство и россиянство чуть-чуть из их жоп вытаскивать. YDB ни к чему не призывает, но мы смеемся над ватой так называемой, пытаемся долю критического мышления у людей повышать. Так, да, через призму легкого безумия. Это организация, которую нельзя никак победить, потому что нет никакой организации, есть просто паблик в интернете, я его веду иногда посменно, но вообще — хз, что там за люди, кто там в админах. Ну да, там есть 20 тысяч человек, которые поняли, что вокруг какая-то ***** [фигня] творится. Вячеслав Ширинкин, лидер фанатской ска-кор-группы Clockwork Times Всегда смотри ему в глаза, уверен, в них увидишь страх,/ Все от того, что ты с дерьмом, а он стоит на кулаках,/ Но стопудово лишь одно — если не примешь Fair Play,/ Когда-нибудь тебе сполна вернется боль побитых щей О новой протестной молодежи и их музыке: Эта протестная молодежь заморачивается не по музыкальным стилям, а по каким-то своим критериям, которые могут быть какими угодно, и это необязательно вообще музыка. Можно вспомнить критерии скины/антифа, а можно вспомнить 90-е, когда главный раздел был рэперы/панки/металлисты. То, что было интересно 30 лет назад, 20 лет назад уже стало никому не нужно. Сейчас внутри старых скиновских движух уже пошли другие деления, другие расколы, начиная от религии (православие или язычество), заканчивая тем же самым Донбассом. И среди фашистов и антифашистов есть деление на тех, кто поддерживает Донецк и Луганск, и тех, кто за так называемую «антитеррористическую операцию». Все меняется с жизненными циклами. Это раньше были субкультуры панков, скинов, рэперов. Сейчас границы стираются. Банальный пример: в 2000-м, что ли, году был такой концерт «Бит Битва», он проходил на «Речном вокзале», в Дворце спорта «Динамо». Там на одной площадке попытались собрать рэп- и рок-группы: «Легальный бизнес», «Тараканы», «Наив», Децл, Bad Balance. Должны были и «КиШ» выступать, но их обманули — сказали, что это неполитическая акция, а в итоге выяснилось, что всех собрала партия «Яблоко». Там были очень крупные драки между рэперами, панками и кем-то еще. Сейчас, если посмотреть, многие скины того времени ходят на рэп, и многие панки с ними. А рэперы ходят на панк-рок. Все смешалось. А прошло всего лишь 17 лет. Я сам был недавно на рэп-фесте, там были группы типа FACE, OBLADAET и ЛСП. Для меня загадка, почему люди ходят на эти коллективы. Это же откровенное говно. На сцене они ведут себя очень круто, бодро, энергично, но в записях и клипах они тупо не попадают в ноты — нужно быть полным идиотом и отключить мозг, чтобы слушать такое. В их текстах даже нет закрученного сюжета, они строятся на: «Я тебя ***** [отымею], куплю себе дорогие кроссовки, мне на все ****** [положить]». Они ничего не хотят донести. Мы ставили тексты на первое место, а у них — показать то, что они ******* [разгильдяи]. Но народ это воспринимает, все билеты на фест были распроданы за несколько дней до начала. Значит че — «народ у нас деградирует». Но лично мне нравится этот плавильный котел. В целом это путь к какому-то развитию, а не к деградации. Сидеть и делить людей по стилям и направлениям — не очень правильно. То, что в Америке происходило тонну лет назад, в России начинает происходить только сейчас, какие-то зачатки этого всего. Об идейности и политизированности: Я никогда не был сторонником политизированности. Если смотреть на историю группы CWT — мы самые первые заявляли, что нас не интересует политика, мы хотели играть все и для всех. По поводу песни «Бойцовский клуб» («Это наш бойцовский клуб, где уважают белых, ненавидят хачей») многие заблуждаются: в ней объясняется положение вещей, которое было на тот момент (начало нулевых — прим. «Ленты.ру»). Это не призыв к действию, это просто описание того, какие настроения были тогда. Когда писалась песня, все было действительно так: 95 процентов фанатов считали себя правыми, чуть ли не каждый второй считал себя скином, и действительно речь шла о каких-то White Power-идеях. И действительно они ненавидели хачей. Когда товарищи антифашисты пытаются приписать нам призыв к какой-то ненависти, они очень сильно заблуждаются, но я не обращаю на это внимания, потому что это их задача: сделать хуже нашей группе. Мы изначально задумывались как фанатская группа, мы хотели петь про футбол, и все, что с ним связано, скорее про то, что вокруг него. И нам это удавалось, и до сих пор удается. Другое дело, что мы повзрослели, стали старше, не участвуем в драках, но обладаем картиной будущего: мы хотим развиваться, работать над собой. Раньше было [в наших песнях] больше сленга, больше вещей близких рубящимся людям. Но слушатели CWT взрослеют... О правой сцене: Какие-то правые идеи мы не выдвигали, нам это было неинтересно, мы не являлись представителями правой сцены. Конечно, на нас ходили люди, которые имели к этому отношение, но мы не были частью этого. Более того, нас не принимала правая сцена, группы «Коловрат», T.N.F., «Вандал», «Хук справа», «Банды Москвы» и тому подобные. Для них мы были скорее антифашистами. Для правых мы были левыми, а для левых — правыми, всегда находились где-то посередине. От этого мы много страдали по разным причинам, нас не пускали участвовать в каких-то концертах и фестивалях. Но мы не зигующая группа и не антифашистская, мы одни держим флаг в руках и на всех клали. Люди, которые играли в этих правых группах, старше меня, и у них были внутригрупповые проблемы или проблемы с законом, поэтому они и ушли. Если бы кому-то из них нужно было продолжать дальше — я думаю, они бы продолжали. Какого-то сожаления по нынешнему отсутствию большой правой сцены у меня не то что нет... Наверное, она должна существовать, раз существует левая. Мне кажется, в каком-то подпольном виде и левая, и правая сцены существуют, и на их подпольные концерты ходят какие-то специальные люди. Радикально ничего, по-моему, не поменялось. О «войнушке»: Сейчас усилился госконтроль над всем. После драк болельщиков ЦСКА и Спартака к людям через неделю приходили с делами, и сажали под домашний арест и всю херню. Точно так же, если ты по субкультурам подрался с кем-то, не факт что ты за это не ответишь. И все этого боятся. Никому не нужно на ровном месте дать ***** [люлей] кому-то, а потом сидеть за это. Думаешь: «***** [Зачем] мне это надо, у меня там жена, ребенок, я че, буду этой ерундой заниматься?». Нет, конечно. Сейчас на любой сводке с дерби уже нельзя найти никаких упоминаний о драках. Люди [на матчах] сидят и не высовываются, потому что перед Чемпионатом мира 2018 **** [трахают] всех так, что мало не покажется. Дмитрий Авал, антифашист, экс-участник московской oi-команды Bystreet. Твой враг — это больше, чем ярость!/ Твой враг — это больше, чем злость/ Твой враг — серая форма/ И кто-то называет их закон О субкультурном гетто: Мне кажется, группы вроде «Проверочной линейки» (антифашисты) и более популярного, игравшего на разных там площадях «Коловрата» (ультранацисты) были чисто субкультурными историями. Социальная тема их не сильно трогала. «Проверочная линейка» явно не мыслила в категории борьбы за власть, и политическая составляющая в их творчестве сводилась больше к субкультурному противостоянию. Такой месседж и был у группы: «Освободите сцену, пока не пришел всему "Коловрат" на смену». Последний концерт «Проверочной линейки» я отыграл как басист, поэтому знаю, о чем говорю. При этом у «Коловрата», конечно, были песни про марши скинхедов-нацистов, берущих Кремль. Еще в 2012 году у некоторых деятелей антифа-сообществ были позиции по поводу Болотной площади, в частности, у меня. Но особого отклика в среде панков и хардкорщиков не было, и это был печальный момент. Люди воспринимали политику через свой субкультурный объектив: нацисты, нападающие на наши концерты, плохие, но мы не понимаем, почему именно, чем конкретно плоха, скажем, ксенофобия. О новой музыке протестной молодежи: А нужна ли им музыка как какие-то протестные гимны? Субкультура как массовое молодежное явление потеряла для современных подростков свою значимость, какую она имела в нулевые. У них и визуально, и музыкально все mixed и mashed. Нет условного MTV, которое они все сидят и смотрят, и нет какого-то единого андерграунда, который противостоит этому мейнстриму. Сейчас просто включаешь Apple Music или паблик «ВКонтакте» и составляешь свою музыкальную картину как угодно. Где их Виктор Цой? Не знаю, может, действительно какой-нибудь Фараон и клауд-рэп им станут. Хотя они и не делают ничего политического в своей музыке. У Оксимирона в стихах есть что-то такое, но очень мягкое. У рэпера Хаски заметно проскакивают социальные мотивы, прямо капитально — больше, чем у остальных рэперов. Время меняется. Я не уверен, что то, что работало в 2005 году, должно сработать в 2017-м. Разное время — разная музыка. Многие и сейчас делают и oi-группы, и панк-группы, и хардкор-группы, но сейчас это крайне вторично. Почему эта музыка, сделанная по старым лекалам, должна принести широкий отклик в мире совершенно другого поколения, которое живет в другой технической среде? Я все еще хожу на субкультурные мероприятия, правда, уже реже (видимо, старею), и вижу молодых людей, которые продолжают заниматься реконструкторством скинхедов, панков и прочих. Но сейчас потерял актуальность конфликт субкультур, который был в нулевые, когда были все эти походы с арматурами на концерты друг к другу. О сожалениях: У меня нет сожалений о том, что прошла эта романтика, накал страстей, и окончилась эта субкультурная война. Можно, конечно, по этому поводу испытывать ветеранский посттравматический синдром, просыпаться в поту ночью и вспоминать об этом. Значимость субкультуры исчезла, она потеряла актуальность и уже не так важна для общества, но при этом сама субкультура выиграла от этого. Она стала нормой: постоянно происходят какие-то панк-концерты, фестивали. Конечно, их может прикрыть милиция, но это вопрос в целом общественных настроений. Но зато теперь нет опасений, что на концерт могут нагрянуть нацисты. Если такое произойдет сейчас, это будет сенсацией. И это, конечно, хорошо. Я рад, что молодые люди, которые этим всем интересуются, избавлены от лишних проблем. Андрей Куба, рэпер, антифашист и анархист Во времена гражданской войны/ за кого за кого за кого пошел бы ты/ за красных или белых мне в общем все равно/ а мне нужна свобода — я бы пошел к Махно Про новую музыку протеста: Сегодня молодежь рубится под любую другую музыку, кроме протестной. Конечно же, виноват в этом постмодерн. Но на самом деле все эти [музыкальные] протестные группы появились тогда, когда и интернета нормального-то не было. Ну, то есть он был, но нынешняя протестная молодежь была еще в детских садах и школах. До них не дошло наследие всех этих групп. Не совпало по времени пробуждение этой молодежи и то, что игралось специально для всяких беспорядков. Интересный вопрос, почему у такой радикальной музыки не появилось последователей. Мне кажется, это связано с общим кризисом, с тупиком, в который зашло, в частности, антифашистское движение. Но остались старые группы, довольно популярные, например Moscow Death Brigade, играющие сейчас больше с деловым подходом. Они больше играют в Европе, а было бы круто, если бы они играли по всей России. Но что-то этого не происходит. Возможно, из-за того, что тут у них бы возникли проблемы с законом. О кризисе антифа-движения: Началом этого кризиса можно назвать убийство Ивана Хуторского (известного как Ваня Костолом — прим. «Ленты.ру») в 2009 году, это был переломный момент. После этого какая-то общность утратилась. Все тогда начали разбегаться потихоньку по своим кружкам по интересам. Окончательно раздор внес украинский кризис в 2014 году. Сейчас, может, все опять будут мириться, не знаю. Мне кажется, этот кризис еще долго продлится. Об ушедшей моде быть скинами: Скины отжили свое. Не знаю, почему. Надоело всем просто. Это же была мода, и она прошла. У меня никаких сожалений по этому поводу нет — наоборот, мне нравится, что все стало более открыто, все перестали строго соблюдать свои субкультуры, и можно самые разные жанры употреблять в качестве пропаганды. А скины — ну, было и было. Скины пытались влиться в этот новый открытый интернет социальных сетей, но у правых скинов постоянно закрывали группы и форумы, да и их самих закрывали в буквальном смысле. А левые просто не могли взять количеством, потому что их было немного. Об уходе молодежи в блатную субкультуру: Я сам из Сибири, и хорошо знаю такие движения [АУЕ]. Они всегда были, но сравнительно недавно появилась эта аббревиатура. У нас в школе все собирали на общак, на тюрьму. И идеалы такие были: щас закончу школу, потом в армию, потом сяду в тюрьму, наберусь всего и нормальным буду человеком. Да, конечно, сейчас эта субкультура крепнет из-за архаики и культурной нищеты. Они тоже протестные, громили полицейские участки в Забайкалье. Надо, чтобы они что-то позитивное нашли в своей идеологии. Они же стремятся тоже к идеалам горизонтального объединения людей, это стопроцентная контркультура, самый настоящий панк-рок. И музыка у них соответствующая — жесткий блатняк. Это вообще русическая такая тема, исконно советская. А скин — пришлая тема. Нужно было всем объяснять, что это все значит, как нужно одеваться, как все нужно делать. А АУЕ было всегда. Можно на соседа своего посмотреть и с самого детства понять, как нужно. Какие нельзя татуировки набивать и слова говорить, чтобы за них не отвечать. Это все впитывалось с молоком. У меня окна выходили на тюрьму в первой нашей квартире. А во второй — на военную часть. АУЕ для нас естественно, а скины — все-таки косплей. О запросе на протест: Конечно, он есть. Но, может, новое такое музло должно быть не совсем обычным, нужно изыскивать. Появилось много музла, и теперь тяжело конкурировать андеграунду с какими-то раскрученными медиапроектами. Они могут сделать все проще и хитрее, а тебе из подвала придется стараться, даже если у тебя больше идейность и больше права петь вообще про свою жизнь и про протест. Нужно идти в ногу со временем, развиваться, становиться конкурентоспособным. Это, в общем-то, даже и проще сейчас — опять же интернет, проще дойти до слушателя. Но надо подходить к музыке по-деловому, а не как раньше, исключительно как к творчеству, максимально удаляясь от мирских вопросов. Все делали от души, но не хватало организованности. Я думаю, в массы наши идеи ушли бы гораздо дальше, если бы мы были более структурированы.

Мы были скинами
© Lenta.ru