Неухоженное время: как создавал «Хармса» и «Собачье сердце» Владимир Светозаров

В прокат 2 ноября выходит фильм «Хармс», последняя киноработа художника-постановщика Владимира Светозарова, как никто, умевшего воссоздавать эпохи. Знаменитого ленфильмовца, ушедшего этим летом из жизни, по нашей просьбе вспоминает шеф-редактор журнала «Сеанс» Василий Степанов. Владимир Светозаров родился в семье (без всяких скидок) великого советского постановщика, автора фильмов «Дело Румянцева», «Дама с собачкой» и «Плохой хороший человек» Иосифа Хейфица и практически вырос на «Ленфильме». Он видел, как на картины отца стояли тысячи зрителей, но становиться человеком из кино не собирался. Ведь у него же была своя страсть — футбол. Увы, со спортом пришлось попрощаться в двенадцать лет после падения с дерева. Но тут включилась страсть другая — кружок Дворца пионеров, а с ним пленэры в Летнем саду и экскурсии в Эрмитаж. На них маленький живописец, конечно, понял, что он не Рафаэль и не Дега — но разве были похожи на Дега те художники кино, которые так часто приходили в родительский дом? После школы он попал на «Ленфильм» бутафором, после армии вернулся туда же декоратором: прошел тяжелый путь — не из тех, что обычно уготован для золотых мальчиков из хороших семей. В 1974-м Светозаров, которому на тот момент двадцать шесть лет, дебютировал как художник-постановщик на фильме «Не болит голова у дятла» Динары Асановой (для нее картина тоже была первой полнометражной). Петроградская сторона и острова, стадион «Динамо» — места, в которых снималась эта пронзительная лента, за прошедшие сорок лет изменились безвозвратно. Ушли поросшие лопухами просторы, отцвела сирень, исчезли дядьки, игравшие между ее кустов в домино (с непременным звоном стаканчиков и криками «Рыба!»). На месте домика, в котором жил главный герой Муха, выросла 31-я больница для партийных чиновников. Позднее вокруг взгромоздились новостройки для буржуа. Все, что ушло напрочь, осталось только на кинопленке. Светозаров уловил эту суть кино на предельно чувственном уровне — на собственном опыте понял, как оно может сохранять и капсулировать неухоженное, неприглаженное время: запечатлеть, как смола ловит неудачливого комара, а может и возвращать его. Он работал, как идеально формулируя на экране признаки современности (а она была разной: и гнетущее пространство застоя в «Голосе» Авербаха, и потребительский советский кошмар «Блондинки за углом» Бортко), так и эффектно внедряясь в ретро (в «Хрусталев, машину!», «Собачьем сердце», «Кукушке»). Его определил талант, благодаря которому он мог отыскать в стихии настоящего симптоматичные вкрапления прошлого или то, что станет с ними через десятки лет — сохранится в памяти. В своих интервью Владимир Светозаров часто говорил о том, как «трудно найти «живые» объекты, не тронутые временем», с ужасом рассказывал о стеклопакетах, заполонивших улицы автомобилях, но умудрялся работать так, как будто ни времени, ни пространства не существует. Он мог показать, где найти в Петербурге викторианский Лондон, а где — Америку начала XX века. И мог посмеяться над тем, как работает человеческая и кинематографическая память. «Нужно знать места», — говорил Светозаров. Знать, где Достоевский перетекает в 1990-е, как улица разбитых фонарей может привести к Лувру и как время делает некрасивое красивым. Текст: Василий Степанов