Савва Морозов: «прОклятый» олигарх эпохи декаданса

В конце мая уже далекого 1905 года в спальне двухэтажного особняка во французских Каннах было найдено тело скандально знаменитого русского миллионера Саввы Морозова. 44-хлетний мужчина лежал на кровати на спине. Грудь его была прострелена. Глаза покойника были закрыты. Несколько странностей привлекло внимание полиции. Браунинг Морозова лежал у его правой руки. А вот следы пороха были обнаружены почему-то на левой ладони, хотя левшой он не был. Пуля, извлеченная из тела, не совпадала по калибру с браунингом. Отпечатков пальцев на оружии вообще не нашли. Была найдена записка «В смерти моей прошу никого не винить», но написана она была не его почерком. Что же случилось с легендарным миллионщиком? Дикий барин Вся жизнь Морозова – череда удивительных контрастов. Он вырос в глубоко религиозной старообрядческой семье. Набожная матушка не разрешала проводить в дом электричество – это же дьявольское изобретение, и заставляла всех молиться по три раза на день. Детям нанимали лучших преподавателей. Однако за плохие отметки их беспощадно пороли розгами. Могущественный клан Морозовых представлял собой странный микст новых технологий и диких суеверий, широчайшей благотворительности и беспощадной эксплуатации. Семья строила современные ткацкие фабрики, заводила для них хлопковые плантации в Средней Азии, теснила на мировом рынке самих англичан. А в доме продолжали креститься двуперстно и бить смертным боем подростков за тайком выкуренную папироску. Больницы и институты, основанные Морозовыми, до сих пор процветают в Москве. Однако на своих фабриках эти благотворители ввели жесточайшую систему штрафов, 12-часовой рабочий день и даже специальную внутреннюю полицию для усмирения недовольных. Живым воплощением этих контрастов стал представитель третьего поколения предпринимателей – Савва Морозов. Он свободно говорил по-английски и по-немецки, отучился в Кембридже, был всесторонне образованным человеком. Его тонкий художественный вкус отмечали все интеллектуалы того времени. Он спонсировал и продвигал артистов, художников и архитекторов вошедших в историю, – Станиславского, Шехтеля, Левитана. Он дружил с министром финансов Витте – одним из умнейших людей своего времени. Однако этот утонченный эстет кутил, гулял и играл в карты как типичный купчик. Сутками напролет зажигал с цыганками, разбрасывая им сотенные ассигнации. Менял любовниц как перчатки. Свою жену – сексапильную фабричную работницу – увел прямо у своего племянника, добившись его развода и выдав ему «за обиду» двадцать тысяч рублей. Чистокровные его рысаки славились по всей России. На Нижегородской ярмарке Морозов заказывал шампанское дюжинами, сливал его в ведра и поил своих лошадей – на виду у всей честной публики. Жену свою, бывшую работницу, одевал с такой кричащей роскошью, что обидел саму императрицу. На одном из приемов Зиновея Морозоова явилась в платье с шлейфом такой же длины, как у Александры Федоровны. А ее бриллиантовая диадема и роскошный букет оказались еще лучше, чем у царицы. С тех пор чету предпринимателей не жаловали при дворе. Экстремист Морозов боялся проклятия третьего поколения. По его теории, дети знаменитых предпринимателей успешно развивали дело своих отцов, а вот на внуках природа отдыхала. Третье поколение капиталистов проматывало капиталы, сходило с ума, спивалось, стрелялось. Возможно, что-то в этой теории было недалеко от истины. Жизнь самого Морозова – внука выдающегося предпринимателя – подтверждала ее хорошо. С фотографий той поры на нас смотрит самоуверенный коренастый субъект с татарскими скулами и волевым взглядом маленьких умных глаз. Однако за этим фасадом таились многочисленные страхи. Самоуверенный олигарх был, на самом деле, неврастеником и декадентом. Один из богатейших людей своего времени, Морозов страстно ненавидел государство, которому был этим богатством обязан. Он не просто ждал революцию, а активно ее приближал. Это было характерно для многих старообрядцев. Униженные и преследуемые, они жаждали отомстить Российской империи, разрушив ее «до основанья». И частенько работали в одной связке с атеистами-большевиками. Некоторое время Морозов пытался либерализовать порядки на семейных предприятиях. Он завел больницы и училища для рабочих, снизил штрафы. Вместо того, чтобы выгонять на улицу забеременевших работниц, он платил им пособие – это был прообраз декретного отпуска. Талантливым рабочим он выплачивал стипендии для дальнейшего обучения. Но масштабные реформы ему провести не удалось. Дело в том, что Савва Тимофеевич был не полноправным собственником, а управляющим многочисленных фабрик. Он должен был учитывать интересы пайщиков, главным из которых была его властная и жесткая матушка, обладательница многомиллионного состояния. Совет пайщиков регулярно блокировал его идеи и так и не дал ему ввести, например, 9-часовой рабочий день. Бунт Морозова против государства был еще и бунтом против своей родительницы. И в сорок лет он вынужден был целовать ей ручки, не смел закурить в ее присутствии и вынужден был вести дела под ее неусыпным контролем. Натурально, при такой опеке он остался вечным подростком. И с детским совершенно задором стал дружить с большевиками. Он укрывал подпольщиков у себя дома и нанимал их на работу. Перевозил шрифт для типографии и нелегальную литературу. Финансировал издание газеты «Искра». По слухам, он передал десятки тысяч рублей боевой организации эсеров, организовавшей на эти деньги убийство министра Плеве и генерал-губернатора Москвы Сергея Александровича. Своих опасных связей Морозов совершенно не скрывал. Известного революционера Леонида Красина он сделал инженером на своей фабрике. Подпольщик Николай Бауман жил в бильярдной на втором этаже его особняка на Спиридоновке, выстроенного Шехтелем. А однажды Морозов усадил Баумана в свои сани, закутал в шубу и всем напоказ прокатился с ним по Садовому кольцу -- и это в то время, как революционера искали по всей стране. Еще одной отдушиной для Морозова был театр. Но тут-то и ждала его засада. Роковая женщина Однажды Морозов пришел на спектакль к начинающему режиссеру Константину Алексееву. Они дружили еще с гимназии. Алексеев тоже был из старинной купеческой семьи и так стеснялся своего увлечения «богопротивным» искусством, что взял псевдоним «Станиславский». За кулисами его маленького театра Морозов познакомился с актрисой Марией Андреевой. Это была поразительная женщина. Ее девичья фамилия была Юрковская. Очень рано она вышла за богатого и немолодого статского советника и стала Желябужской. Но вскоре ей надоела замужняя жизнь и она объявила супругу, что будет жить в его доме, но крутить романы, с кем захочет. Свободные браки были в моде, Желябужский покряхтел и согласился. Его жена взяла псевдоним «Андреева» и с помощью денег мужа и своих светских связей стала покорять Москву. Для дебюта она выбрала бедный, но прогрессивный Художественный театр. Встретив ее там, Морозов в одночасье влюбился и взял на содержание и Андрееву, и театр, и Станиславского с Немировичем-Данченко. Только в строительство театрального здания по проекту Шехтеля он вложил несколько сотен тысяч рублей. Огромные суммы каждый год уходили на декорации и костюмы, на гонорары авторам и расходы по содержанию театра. А еще Морозов регулярно отдавал Андреевой десятки тысяч рублей, которые она передавала большевикам. Да-да, эта богатая светская дама, известная актриса, первая красавица Москвы, была одним из старейших членов РСДРП, активно участвовала в подпольной работе и обеспечивала партию бесперебойными финансовыми поступлениями Ее лучшими друзьями были Кржижановский, Красин, Бауман. Ленин восторгался ее способностями и прозвал ее «Товарищ Феномен». Казначей революционеров Революционно-театральное счастье Морозова длилось недолго. В 1903 году Андреева влюбилась в друга Морозова, драматурга МХТ Максима Горького и начала открыто с ним сожительствовать. Морозов продолжал спонсировать актрису и дружить с писателем, но впал в депрессию. Очень тяжело на него подействовало Кровавое воскресенье. Он знал о готовящемся расстреле рабочих, просил знакомых сановников как-то повлиять на царя и не допустить расправы, но ничего не добился. Незадолго до этого Морозов последний раз предложил совету пайщиков ввести 9-часовой рабочий день и отпуска по болезни, разрешить рабочим создавать профсюзы и участвовать в забастовках. Однако мать высмеяла его и отстранила от должности управляющего. Родственники распустили слух, что он сошел с ума. Они надеялись взять его под опеку и завладеть его состоянием. Начали травить Морозова и газеты. Его старинный друг фельетонист Амфитеатров заклеймил его «казначеем революционеров». Подавленный Морозов весной 1905 года едет за границу. Может, он и впрямь планировал самоубийство? Но незадолго до отъезда он выписал страховой полис на сто тысяч рублей на имя Марии Андреевой. Она должна была получить их после его смерти. О существовании такого полиса Андреева немедленно проинформировала своего друга Красина. Красин в это время скрывался за границей. Незадолго до гибели Морозова он встретился с ним в Виши. Было понятно, что отстраненный от управления предприниматель больше не сможет спонсировать революционеров. Но он оставался опасным свидетелем, который мог выдать подпольщиков полиции. Для лихого боевика Красина было совсем нетрудно подобраться в Каннах к Морозову и отправить его на тот свет. Впрочем, прямых доказательств этому так и не нашлось. Тело Морозова перевезли в Москву и похоронили на знаменитом старообрядческом Рогожском кладбище. Ни Горький, ни Андреева на похороны не пришли. Зато Андреева успешно обналичила морозовский полис. Тысячу она отдала адвокату за услуги, 60 тысяч передала на нужды партии, 15 тысяч потратила на долги Горького, 24 тысячи остаивла себе. А Горький написал о Морозове прочувствованный мемуар и придумал легенду, будто его рабочие верят, что их хозяин не умер, а ушел в народ и теперь скитается по фабрикам и учит людей, как правильно жить.