Главный балетмейстер Юрий Бурлака: "Театр — это не только старинные балеты"

— Балеты какого времени, по-вашему, уместны в академическом театре? Большой театр приглашает и неоклассических хореографов, и contemporary… — На самом деле все зависит от места и традиций. Большой театр — театр с многовековыми традициями, огромным штатом, огромными финансовыми и художественными возможностями. Когда я руководил балетом Большого театра, там было 220 артистов. И в этот театр приходят лучшие ученики разных школ. Конечно, возможности других театров страны, в том числе Самарского, гораздо скромнее. Меньше история театра, меньше труппы, репертуар строится не по столичным законам. В этом есть своя прелесть и свои минусы. Провинциальные театры не могут так активно работать с западными хореографами и фондами, но они порой — хранители нашего наследия. Вполне возможно, что наступит момент, когда столичные театры его растеряют, а провинциальные сохранят базу. И прелесть самарского театра как раз в том, что он сохраняет и понимает ценность классических версий. — По каким принципам строится репетуар провинциальных театров? И как вы собираетесь строить самарский? — Дело в том, что у разных театров страны разные взгляды на репертуар. В Самаре это в основном классика, и на нее ходит большая часть публики. Чтобы этот репертуар обновлять более современными балетами, должны быть незыблемые, фундаментальные версии классического наследия, над этим еще предстоит работать. С другой стороны, должна быть определенная политика подготовки артистов. Все нужно делать постепенно. Невозможно вдруг взять и поставить балет Форсайта, хотя это уже классик 20 века. Чтобы до него добраться, нужно сделать много постепенных усилий. Кроме того, постановка Форсайта — это просто дорого. Сейчас у нас идет процесс освоения и "подчищения" классического репертуара, так, как я его вижу. Как — мы попытались показать, работая над балетом "Эсмеральда". Классика может быть интересной и сегодняшнему зрителю, если над ней поработать. Конечно, хочется большего. И главный балетмейстер театра не должен заполонять его только своим репертуаром. Тем более, что я занимаюсь такой узкой специализацией, как реконструкция и возобновление старинных спектаклей. — Реконструированные сцены "Эсмеральды", информацию о которых можно найти в буклете — наследие вашей постановки в Большом театре? — Да. Мой принцип работы с новым названием — начинать со сбора информации. В зависимости от найденных документов берется за основу версия какого-то года. Кстати, самое большое собрание русских балетов 19 века находится в театральной коллекции Гарвардского университета. Они были записаны по системе Владимира Степанова, кордебалетного танцовщика Мариинского театра, и увезены в 1918 году Николаем Сергеевым, режиссером Мариинки. Для "Эсмеральды" в Большом театре была выбрана самая масштабная версия 1899 года, последняя редакция Петипа. Работая над балетом в первый раз, я всегда ставлю его максимально приближенно к оригиналу. Для самарского театра была сделана уже своя версия, в ее основе тоже спектакль 1899 года, но немножко по-другому скроенный. — Московские критики после вашего назначения писали: "здорово, главное, чтобы у театра деньги были". То, чем вы занимаетесь, требует значительных средств? — Да, это же как мода: если посмотреть, например, "Жизель" в 1970-х годах, мы увидим аскетичное художественное оформление, тюлевую аппликацию… А сейчас много выходит книг, дорогих костюмных фильмов, и представление о разных эпохах у рядового зрителя гораздо более "цветное", чем раньше. И мы стали четко делить, что спектакли эпохи Дягилева неразрывно связаны с декорациями Бенуа, Бакста или кого-то еще из художников того времени, балет 19 века — это тоже определенный стиль. И это стиль очень обстоятельный, несмотря на простые средства. Сейчас шел по сцене, смотрю на оформление оперы и думаю — да-а, как у нас все просто в балете до сих пор. Мы по-прежнему используем принцип 19 века — живописные декорации. Но, опять же, театр — это не только старинные балеты. Театр должен развиваться и двигаться дальше, поэтому мне хочется в последующих шагах опираться еще и на 20 век, и на сегодняшних хореографов. — А какие планы сейчас, после "Эсмеральды"? — Планы есть у меня в голове, о них знает руководство, сейчас мы договариваемся с хореографами. — Фамилии пока не назовете? — Нет, пока рано. Но это уже определенные шаги в репертуаре, этих спектаклей здесь не было. А дальше будем смотреть, многое будет зависеть от наших возможностей. У меня много знакомых наследников именитых западных балетмейстеров, которые владеют правами на репертуар, я бы с удовольствием поработал с ними. Но для этого нам будет нужно дополнительное финансирование. Самарский балет еще не сталкивался с такой работой, может быть, когда-то, через несколько лет, мы попробуем и придем к этому. Нужно чтить традиции места, отношение и вкус публики, но нужно и развивать этот вкус. — То есть пока в первоочередных планах классика? Или не только? — Это балеты 20 века, пластически разные, из разных времен — из начала 20 века, из середины и ближе к концу века. — Рассказывают, что вы уже "почистили" балеты Петипа в самарском репертуаре. — Это пока только первые попытки. Мне же приходится с ними сталкиваться очень оперативно. Но постепенно, знаете, как реставраторы кисточками, мы "расчищаем полотно". Начали с "Лебединого озера", продолжаем в других спектаклях, но одновременно работаем и над новым репертуаром. В этом году, помимо "Эсмеральды", поставили номера из балетов Петипа к Фестивалю имени Аллы Шелест. Мы самые первые, наверное, в стране откликнулись на юбилей Петипа, мне это очень приятно. Я сделал четыре номера, специально из того репетуара, который не идет в этом театре. — Как объяснить обычному зрителю, зачем ему еще раз смотреть "Лебединое озеро", после того, как вы поработали над спектаклем? — Хороший вопрос. Не потому, что я поработал или не я — в любом случае это каждый раз новый спектакль. Да, я собираюсь в ближайшее время окончательно почистить "Лебединое озеро", чтобы оно не было немножко винегретом, как сейчас, чтобы это была единая версия, "направленная" в одно и то же время, и все соответствовало одной редакции. Зрителям нужно ходить в театр независимо от этого, и нужно ходить часто, театр — это живое существо и живое искусство, сиюминутное, которое мы видим сегодня — и завтра оно уже не будет таким. — В Большом театре до сих пор в репертуаре ваш знаменитый "Корсар", поставленный совместно с Алексеем Ратманским, а в Самаре этот балет идет в постановке Василия Медведева (с которым вы ставили в Большом "Эсмеральду"). Этот спектакль ждут какие-то изменения? — Этот балет, конечно, останется в прежнем виде. Когда спектакль сделан добротно и другим человеком, со своим взглядом на балеты классического наследия, я просто не вправе ничего корректировать. Мне кажется, это золотое правило. Или мне нужно ставить свой спектакль, но зачем, когда он уже есть и очень неплох, идет в репертуаре. Так же, как я не вправе ничего вносить в спектакли Кирилла Александровича Шморгонера. Когда спектакли созданы давно и не привязаны к авторству конкретного человека — это другое. — Насколько укомплектована труппа самарского балета? — Не до конца. Спасибо Самарскому хореографическому училищу, которому всего 10 лет, в прошлом году пять человек взяли в театр. Спасибо Пермскому училищу, которое обогащает труппу своими выпускниками. Но в общем-то по всем категориям есть вакантные места — и педагоги, и концертмейстеры, и артисты балета различных категорий — везде нам нужны люди. Это общая беда нашей балетной жизни, потому что школ вроде бы много, но престиж профессии немного упал, в какой-то момент она перестала быть такой востребованной, как в мое время, когда я учился и поступал. Те наборы, которые есть сейчас, не дают возможности театрам России укомплектоваться полностью (я не беру в расчет Большой или Мариинку). У всех, например, проблемы с мужским составом — мало мальчиков в балетных школах. Маленький набор даже в Московской академии хореографии, где я служил и продолжаю служить. — По всему, что вы говорите, выходит, что "реставратор балетов" — скорее не идеология, а ниша, которую вы нашли и заняли? — И то, и другое. Понимаете, как любой образованный человек, я прекрасно разбираюсь в том, что происходит вокруг. Я не сконцентрирован только на балетах 19 века, Конечно, это определенная ниша, но она была так естественно мною занята… Это было вложено и впитано еще в школе, моими замечательными педагогами, в первую очередь Петром Антоновичем Пестовым. Просто "сеется" вроде бы на всех, а "прорастает" выборочно. Вот на мне "проросла" эта история, а моего одноклассника Алексея Ратманского всегда тянуло к собственному творчеству, и он стал замечательным хореографом мирового уровня. — А у вас не было желания поставить что-нибудь свое? — (улыбаясь) Я же никогда не рассказываю, занимаясь старинными спектаклями, что там мое, а что нет. Моя задача как балетмейстера-реставратора — примерить на себя мышление хореографа, за чье название я берусь, и органично вписать свою собственную хореографию на месте лакун, так, чтобы никто ничего не заметил. Каждый должен заниматься своим делом, я уверен.