Где сегодня искать правду? Почему размылись понятия добра и зла?

Корреспондент «АиФ-Новосибирск» встретился с главным режиссёром театра «Старый дом» Андреем Прикотенко и выяснил, зачем нужно переписывать «Гамлета». Из Питера в Новосибирск В новосибирском театре «Старый дом» готовится к премьере новая интригующая интерпретация известного шекспировского сюжета о датском принце. Спектакль «Sociopath» ставит питерский режиссёр (сейчас – главреж новосибирского театра «Старый дом») Андрей Прикотенко. Светлана Фролова, «АиФ-Новосибирск»​: «Провинциальные» актёры и режиссёры традиционно стремятся уехать в Москву или в Питер. А вы почему-то наоборот. Объясните причину. – Во-первых, моя деятельность не связана с переездом: я продолжаю работать в своём городе (у меня там спектакли запланированы) и в других городах тоже. А во-вторых, сейчас и ситуация другая по позиционированию этих категорий – центр и провинция: всё смещается. И ты понимаешь, что уже не такая существенная разница между центром и провинцией. Если в Сибири премьера спектакля, он становится событием, которое точно так же охватывается и СМИ, и критиками. А может, ещё и больше. В-третьих, в Новосибирске очень хорошие актёры. – А, например, Анатолий Узденский уехал из «Старого дома» в Москву... – На мой взгляд, Узденский провёл свои лучшие творческие годы всё-таки в Новосибирске. А сейчас в «Старом доме» очень хорошая актёрская компания. И я что-то не вижу у них стремительного рывка в сторону столиц. Вот уехал у нас один молодой артист, а теперь обратно просится. А мы его уже не будем брать. – Почему? – Потому что на его место уже другого взяли. Не представляете, какое количество резюме мне приходит на почту чуть ли не ежедневно... Мы нормально себя чувствуем и довольно-таки укомплектованы. Мне хочется работать с теми артистами, которые у нас есть, – их развивать. С молодыми и взрослыми заниматься. Я бы вообще хотел сделать такую труппу, знаете... может, не сразу, (не быстрое это дело), которая разговаривает со мной и друг с другом на одном творческом языке. А ведь это очень непросто. Даже в границах того спектакля, который мы сейчас репетируем – «Sociopath» – мне очень сложно объяснить, что я хочу в конечном итоге увидеть. Часто не понимают. Но постепенно всё получается, и выдают очень качественный результат. – Новосибирский зритель отличается от столичного? – Мне очень не нравится, что на спектаклях люди комментируют. Причём и когда нравится, и когда не нравится – тоже. А я воспитан на театре, где зритель с замиранием сердца смотрел на сцену. Понимаю, что люди делают это потому, что они просто не знают, как относиться к театральному зрелищу. И я подумал, что мне нужно выйти и поговорить с ними. Вышел, попросил их этого не делать. И меня все поняли. Они откликнулись, и была замечательная атмосфера. Артисты, наконец, окунулись в то, о чём задумывался спектакль. Хочу теперь всегда выступать перед спектаклями. – Что зритель должен вынести со спектакля? Что с ним должно произойти? – Думаю, человек приходит в театр для того, чтобы театр ему помог. Чтобы поделился с ним своей энергетикой, желанием жить. Людям ведь очень непросто, у них масса проблем. Вот эти проблемы и помогает решать театр. – Вы сейчас над трагедией работаете? Говорят, она очень смешная. – А почему она не может быть смешной? Конечно. Мне вообще всегда кажется, что в театре должно быть весело. Потому что, когда ты ещё и смеёшься, смех раскрывает твоё сердце для главного эффекта. Если я вас рассмешу, вам станет приятно со мной общаться. Вы расслабитесь. И тогда мне будет проще нанести вам сильный удар в область вашей способности испытывать по отношению ко мне или моему герою чувство сострадания. Когда Шекспир «не попадает» – Почему пространство лофта «Подземка» выбрано в качестве репетиционного зала для «Sociopath»? – По необходимости. Потому что в театре «Старый дом» вообще отсутствует репетиционное пространство. К тому же спектакль будет идти на двух площадках – в «Старом доме» и здесь тоже будем играть. – О чём спектакль? – У Алексея Вадимовича Бартошевича есть замечательный цикл лекций на портале Арзамас. И одна из них – о «Ромео и Джульетте». Однажды он приехал в Верону. Захотел посмотреть места, якобы связанные с этой средневековой легендой. Пришёл в склеп Джульетты, который находится на задворках Вероны. Джульетта там была или нет – уже не имеет никакого значения. И вдруг он видит – лежат письма. Нехорошо, конечно, брать чужое. Но он не удержался и прочёл. Письмо было от девушки: мол, недавно узнала твою историю, и как мне тебя (Джульетту) жаль! Какие взрослые жестокие, ничего не понимают в жизни... Наивное письмо. Но потом наш шекспировед подумал – а ведь всё то, что происходит уже более чем 400 лет после написания этой пьесы, по сути, является теми же самыми письмами Джульетте. Или – Шекспиру. Более того, даже сам Шекспир, написав «Ромео и Джульетту», по сути, сделал то же самое. Он написал письмо в прошлое, адресатом которого являются авторы той легенды. Если они вообще были. Вот и у нас будет такое «письмо». – Пьесу написали вы сами? – Да. Это такое письмо Джульетты... Джульетте. Идея возникла год назад. Когда я писал, у меня не было никакого желания превратить её в спектакль. Просто история «Гамлета» меня будоражит сама по себе. История человека, который однажды себе сказал – ребята, а где сегодня правда? С одной стороны, волнует, а с другой стороны, тексты «Гамлета» в меня не попадают. Я подумал, что хочу сделать так, чтобы эти тексты производили на меня впечатление. И сам переписал историю. Там нет ни одного слова Шекспира, но сюжет остался. – Вы родились в СССР и видели советский театр. Чем советский театр отличался от того, чем вы занимаетесь сейчас? – Товстоногов, Додин... Наверное, советский театр – это тогда, когда зритель и театр гораздо более внятно, чем сейчас, понимали, чего они друг от друга хотят. Это было такое абсолютное единение. Понимали, о чём они говорят. Сейчас мы разобщены. – В чём причина? – Сейчас человечество испытывает глобальный нравственный кризис. Мы перестали использовать одни ориентиры. Размылись понятия добра и зла, у всех они оказались свои. Перестали по-настоящему работать институты церкви. Человек оказался внутри сообщества, которое практически деморализовано. В такой ситуации зрительный зал разобщён. В зрительном зале сидят скептики и романтики, циники и совершенно наивные люди. И что заставит их дышать одним дыханием? Даже не знаю. Особенно когда ты начинаешь говорить о сложных вещах. – Получается, что советский театр мог людей объединить... – Тогда было немного проще. Потому что все прекрасно понимали, зачем они пришли к Товстоногову или к Додину. А сейчас ничего не понятно. Андрей Прикотенко. Родился в Ленинграде в 1971 году. Окончил Российский государственный институт сценических искусств в 1998 году. В качестве режиссёра-постановщика работал в театрах Москвы, Риги, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Орла. Лауреат высшей театральной премии Петербурга «Золотой софит» за спектакль «Эдип-царь» (2002) «Театра на Литейном». Спектакль «Эдип-царь» награждён специальным призом жюри национальной премии «Золотая маска» (2003). С 2017 года главный режиссёр театра «Старый дом».

Где сегодня искать правду? Почему размылись понятия добра и зла?
© АиФ-Новосибирск